| Актеры советского и российского кино
|
|||||||||||||
| |||||||||||||
| .:: ИСТОРИИ ::. Морфий
Синопсис 1917 год, время смуты, революции, надежд и потерь. В больницу уездного города N приезжает 23-х летний доктор Поляков. Однажды борясь за жизнь пациента, Поляков ставит под угрозу свою, спасает его укол морфия — самого сильного наркотика. Но Поляков не верит, что пагубное пристрастие может возникнуть у здравомыслящего человека, тем более у врача… Морфий Фильм снят по книге Михаила Булгакова «Записки юного врача». Молодой врач Поляков приезжает в сельскую больницу. В Петербурге происходит революция, светское общество устраивает декадентские вечера, но в глубинке ни о чем не знают. Здесь свои трудности. Не хватает врачей, Между селами большие расстояния. Крестьяне не доверяют медицине и лечатся сами. В какой-то момент врач делает укол от дифтерии и вместе с этим – укол морфия. Постепенно наступает зависимость. Действие разворачивается на фоне старых деревянных домов, которые есть только
в провинции. Поэтому атмосфера в фильме тягостно—провинциальная. Любое стремление
поддержать жизнь там, где она давно закончилась вызывает у человека грусть. Поэтому
обветшалость почти не попадает в кадр современного развлекательного кинематографа. Как ни парадоксально, в жизни мы стремимся не к лучшему, а к тому, что легче. Грубо говоря, основная мысль такая: морфий спасает жизнь людей, но делает ее невыносимой. Может быть, за такую жизнь вовсе не нужно держаться? Герой в финале совершает самоубийство, хотя его призвание – сохранять жизнь. Фильм смотреть тяжело. Дело не только в обилии натуралистических сцен (все-таки, речь идет о жизни медика). Смерть была в порядке вещей. Маленький персонал больницы к ней давно привык. В большинстве случаев никто не надеется вылечить очередного больного. Медицина в таких условиях становится практически ритуалом. Очень безнадежно выглядят истории пациентов, даже выздоровевших. В одном из эпизодов врач делает девочке операцию на горло. В книге операция заканчивается удачно. В фильме эпизод прерывается на середине, и неясно, выжила ли девочка. Незавершенность вселяет в зрителей тревогу. Постепенно Поляков приобрел врачебный опыт, но одновременно впал в зависимость. От недостатка морфия в больнице погибают обожженные люди. Полякову это безразлично. В фильмах существует стереотип, что от смерти спасает любовь. Анна Николаевна, по вине которой герой приобрел зависимость, надеется на благополучный исход. Она говорит разумные вещи, сожалеет о происходящем, убеждает лечиться. Но пристрастие оказывается сильнее. И она сама садится на иглу. Даже в самом оптимистичном фильме (например, в приключенческом), как правило, кто-то умирает. Если нет, то фильм завязан на том, что мы с волнением ждем смерти (или спасения) героя. Так что для кинематографа это не ново. Но очень редко можно увидеть фильм, в котором количество смерти на единицу времени зашкаливает. Фильм «Морфий» - это история только и исключительно о том, что мы боимся. То, что обычно спасает от страха, находится на втором плане – революция, декадентство, столкновение точек зрения, любовь. Герои фильма иронизируют над политикой, рассуждают о человеческих отношениях. Но когда они погибают в попытке спастись, то ничего не могут сделать. Это страшнее всего. Алина Светлая www.rusactors.ru Клинический случай Алексей Балабанов осуществил свое намерение после "Груза 200" поставить "Записки юного врача" Михаила Булгакова. Хотя в сценарии Сергея Бодрова-младшего собраны сюжеты многих "записок", фильм сосредоточен на "Морфии". Или, как предпочитает его автор, на "Морфiи". Киноигра, на этот раз затеянная петербургским режиссером, неожиданно кокетлива. Кокетство начинается уже с этих контрреволюционных "i". Кокетлив первый пейзаж, блестяще снятый оператором Александром Симоновым: игрушечный паровозик, прибывающий на игрушечную станцию, где перебирает ногами игрушечная лошадь, которая отвезет доктора Полякова к его новому обиталищу. Кокетливо подан натуральный вещный мир 17-го года: граммофон, шприцы, старые хирургические инструменты - все настоящее, но выглядит тоже игрушечным. Кокетливо звучит даже Вертинский, сменивший в фильме вердиевскую Амнерис, что преследовала булгаковского героя. "Бананово-лимонный Сингапур" эффектно оттеняет скудость провинциального быта и перманентную ипохондрию доктора Полякова. Вопреки балабановской традиции очень хорошо играют актеры. За исключением эпизодических, которые выглядят ряжеными. Многое рифмуется с ранней картиной Балабанова "Про уродов и людей": наивно бесстыжий, как на дореволюционных порнооткрытках, секс, обнаженная женская натура, снятая жирным мазком, под фламандцев. Даже немое кино в финале, где герой пустит себе пулю в шею, - сцена введена режиссером специально для рифмы. Правда, в сравнении с той картиной резко возросло число кадров, которые теперь отчего-то зовут "жесткими": блевотина, беспрерывно исторгаемая героем-морфинистом, взрезаемое на крупном плане горло восковой девочки, отпиленный женский окорок со студнеподобной рваной плотью и трогательной алебастровой костью в центре. Доктор Булгаков охотно описывал что-то подобное в своих рассказах, но лучше один раз увидеть. Тем более что тайны операционной позволяют дать максимальное количество обнаженной женской натуры, пусть даже не в самую удачную минуту. У Булгакова Поляков моется в корыте один. У Балабанова его моет Пелагея. А потом Пелагея и Анна Николаевна моются сами - а мы тому свидетели. Зачем? А просто так - приятно же видеть известных актрис голыми. Тоже, если хотите, род мстительного кокетства. У Булгакова секс только предполагается. В фильме все дамы жаждут юного врача, и он всем отдается. Зато пурга и ночная гонка с волками сделаны неожиданно квело и невыразительно - наверное, на "экшн" не хватило или снега, или бюджета, или воображения. Фильм назван по имени одной из "записок". Два булгаковских врача слились в облике хорошего артиста Леонида Бичевина, о докторе Бомгарде сказано только, что "он утопился". Оба слившихся врача погибают от морфия, и процесс этого человеческого распада, как и в новелле "Морфий", стал сквозным сюжетом картины. Но Булгаков явно не рассчитывал на экранизацию этого сюжета, так что всех его "записок", вместе взятых, не хватило для полуторачасового фильма. Поэтому для удовольствия зрителей введена распутная дама Шеффер, совращающая героя прямо в гинекологическом кресле и преподающая залу соблазны орального секса. Строгая Анна Кирилловна, переименованная в Анну Николаевну, становится любовницей героя и тоже идет в жертвы морфия - добровольно и в знак солидарности с любимым. Так что у нас появился шанс увидеть Ингеборгу Дапкунайте не только голой, но и под кайфом. И еще раз убедиться, что она может все. Заодно возникает новая рифма: сюжет обретает душераздирающие, как в немой мелодраме, тона. Революция у Булгакова дана скупо: обозначенным временем действием и некоторым дефицитом лекарств. В фильм она вторгается решительно и шумно. Сначала о ней осуждающе говорит помещик Соборевский Василий Осипович, который со своим живописным семейством введен в сюжет для социального звучания - у Булгакова его нет. В доме помещика много музицируют, дочка его любуется своею голою попою и дает полюбоваться нам, а потом их всех живьем сожгут звери-крестьяне. Что позволит нам подробно рассмотреть агонизирующих людей-головешек. Введен и популярный ныне тезис о том, что революцию сделали евреи: для этого придуман опять-таки отсутствующий у Булгакова член РСДРП Горенбург Лев Аронович, сначала жуликоватый фельдшер, а потом комиссар-предводитель зверствующих революционных матросов. Лев Аронович жалок, несомненно коварен, много и нагло ухмыляется в глаза доктору Полякову и подло не отдает ему пять граммов морфия, занятого под честное слово. Это все хорошо актуализирует сюжет. Булгаков никогда по-настоящему не знал, что на самом деле интересует широкие массы потребителей. Наше кино, судя по "Морфiю" и только что вышедшим на экраны "Чужим", знает. После булгаковских "записок" хочется пойти в доктора - тихо-благородно спасать людей. После балабановского "Морфiя" хочется повеситься. Вот и вся разница. Картина неизбежно подольет масла в огонь споров вокруг "Груза 200". Они создателям фильма выгодны - бесплатная реклама. "Морфiй" охотно возьмут фестивали - живописно расчеловеченная лунатическая Россия хорошо идет на рынке. Петербургские критики снова выдвинут фильм в лучшие произведения всех времен и народов. И снова выйдут из критического сообщества, потому что не все с ними согласятся. И будут, конечно, правы: 95 процентов сегодняшней отечественной кинопродукции не имеет и этих прощальных отблесков пусть тяжело больного, буйно эстетствующего, нравственно деградирующего, но все же искусства кино. Выбора нет, клинический случай - критика тут бессильна. Последнее слово, как всегда, останется за зрителем - но кто ж за свои деньги пойдет смотреть на отпиленные ноги, даже женские? Валерий Кичин, "Российская газета" - Федеральный выпуск №4793 от 18 ноября 2008 г. www.rg.ru Фото из фильма
|
